А теперь тексты все с той же ФБ. Их четыре, и в них все грустно, за исключением одного, хотя и там можно поспорить. Прошу.
Сначала доброе. Теплая R-очка о моих любимцах.
Название: О несбывшемся
Размер: мини, 1389 слов
Пейринг/Персонажи: Лазар/Оламп, Матье/Камий
Категория: гет
Жанр: драма, фантасмагория
Рейтинг: R
Краткое содержание: Что случится, если сценарий перепишут?
От автора: Текст родился оттого, что в процессе создания мюзикла сценаристы резко переписали сюжет, буквально за пару месяцев до премьеры. Сменили главного героя, оставив актера в составе труппы, но выдав ему другую роль. И актерам, и героям пришлось заново осваиваться в уже созданном мире.

Сначала доброе. Теплая R-очка о моих любимцах.
Название: О несбывшемся
Размер: мини, 1389 слов
Пейринг/Персонажи: Лазар/Оламп, Матье/Камий
Категория: гет
Жанр: драма, фантасмагория
Рейтинг: R
Краткое содержание: Что случится, если сценарий перепишут?
От автора: Текст родился оттого, что в процессе создания мюзикла сценаристы резко переписали сюжет, буквально за пару месяцев до премьеры. Сменили главного героя, оставив актера в составе труппы, но выдав ему другую роль. И актерам, и героям пришлось заново осваиваться в уже созданном мире.

Если спутать карты, если выкинуть новые числа на костях, если стереть линии на ладонях, куда приведет нас судьба? Свернет ли с накатанной колеи, найдет ли дорогу без указателей? И мы, сами мы, сможем ли дойти туда, где нас ждут наши судьи?
Сегодня странный день, и как хорошо, что он кончается. С самого утра Оламп де Пюже будто встала не с той ноги. Кажется, что знакомые коридоры Версаля ведут не туда, зеркала пугают мелькающими тенями. И даже узоры на обивке мебели норовят сложится в непривычные картины. Она бежит из большого дворца в Трианон, но даже огромный парк кажется ей чужим. Боясь заблудиться, она не срезает угол по лабиринту, как делала каждый день, а идет по центральной аллее до самого канала, и лишь затем сворачивает направо и углубляется в рощу. Вечереет, и тени сливаются в единую непроглядную ночную темень. И в миг, когда становится непонятно, закрыты ли глаза, открыты ли - так темно, - Оламп ощущает, что за спиной у нее кто-то стоит. Она оборачивается, резко, порывисто, вздымая юбками пыль. И никого не видит. Только вдруг будто теплым ветром повеяло, она ощущает прикосновение, теплые пальцы на своей коже. Кто-то осторожно проводит ладонью по ее лицу и дышит сбивчиво. И Оламп, падая от испуга, вдруг видит там, в темноте за закрытыми глазами, полупрозрачные, кисейные полотна, обвивающие ее, ласкающие, манящие несбывшимся. Одно оборачивается гобеленом с историей о глупом деревенском мальчишке, другое - о дворянине, влюбившемся в революцию, третье - о друге детства, так нежданно найденном. И Оламп бежит сквозь них, путается, вырывается, но оступается и падает... Падает в объятья.
Игра. Жизнь актера - лицемерие, примерка лиц. Камий еще не знает, каково это - быть Оламп, но уже учится, как это - быть влюбленной в Лазара. Шоукейзы и фотосессии, автобусы и гримерные. Съемки первого клипа, наконец. Их с Матье герои оживают, обрастают плотью историй и слов. Оламп обожает слово truc, Лазар непрестанно теребит непривычный шейный платок. И это странно и немного пугающе: видеть, как из зеркала на тебя смотрит вовсе не твое отражение.
Papa, смотритель Бастилии, рассказывает Оламп о глупой истории нового узника. О том, что тот будто бы нарушил покой королевы, влез в ее сад. И Оламп краснеет, понимая, что ночная встреча не осталась без последствий.
- И что же теперь? Что с ним станется?
- О, доченька, это ведь государственное дело. Говорят, при нем были революционные бумаги и оружие. Его обвиняют в заговоре против короны. Прямая дорога на виселицу, верно тебе говорю.
- Эй! Вы, там!
Оламп у дверей камеры, и ей приходится вставать на цыпочки, чтобы заглянуть в маленькое, забранное прутьями окошко. Узник не обращает на нее никакого внимания, сидит, крутит монотонно и бессмысленно браслеты кандалов на запястьях. Девушке надоедает привлекать его внимание, да и опасно это, могут заметить. Она отпирает замок, страшно скрипучий и старый, и тянет дверь на себя: еле поддается. Оламп приходится за руку выводить парня из камеры: кажется, доблестные королевские офицеры на допросах времени зря не теряют.
- Как вас зовут? Ну, идемте, ну пожалуйста.
Шаг за шагом, медленно продвигаются они по лабиринтам Бастилии. Факел, маленький и чадящий, Оламп давно загасила. Уж эти-то коридоры она знает, недаром почти выросла здесь.
- И направо, - шепчет она, - еще чуточку. Еще двадцать шагов, а там будет лестница вниз. И дальше все только проще. Только нужно не останавливаться.
- Лазар.
- Что?
- Зовут, - через силу, тихо, очень тихо выдыхает он.
- Оламп, меня зовут Оламп. И я очень рада, что теперь знаю, кого вывожу из этого Богом забытого места.
Лазар останавливается, приваливается спиной к стене и закрывает глаза. Оламп порывается начать понукать его, подгонять, но не успевает сказать и слова. Он очень медленно, аккуратно проводит пальцами по ее скуле.
- Это ведь были вы, там, в саду?
Вместо ответа девушка краснеет, отводит взгляд и этим мгновением раскрывает все свои карты.
- Бегите же, бегите! Вас поймают. Мне этого вовсе не хочется, видите ли какая штука. Я что, зря выпрашивала у papa ключи?
В первый раз Матье позволяет себе немного больше положенного во время съемок клипа. Его руки скользят по талии Камий. А губы находят ее губы.
Он приходит за ней в Версаль. Таится в саду, в тени храма Венеры. Оламп получает записку, написанную на газетной бумаге, бледнеет и бежит в ночь, в темноту полнящегося шорохами сада. Ей кажется, что она ждала его всю жизнь. Вот именно его, этого хмурого, немного грубого, необразованного крестьянина. Она - знатная, начитанная, утонченная гувернантка королевы. Это безумие, это погибель. Но только он берет ее за руку и уводит из дворца. Она хочет сказать ему о своем долге перед королевой, о том, что все это безрассудно. Что эта штука, этот побег, ничем хорошим не кончится. А он просто целует ее и говорит, что все наладится. Что вдвоем они не пропадут.
Париж и тихий уголок. Мысли о том, что нет больше ни прошлого, ни будущего. И только один момент, который будет длиться вечность, если не размыкать объятий. Одна нескончаемая ночь, которая останется в памяти теплом рук, мягкостью и податливостью молодых тел. Останется шорохом падающих на пол юбок, стыдливым румянцем и робкой улыбкой, тонкими пальцами, прикрывающими темные соски, изгибом талии, избавленной от корсета. Смехом, ласковым шепотом. Его грубыми пальцами, приносящими новые, неизведанные ощущения. У нее ямочки на щеках, когда она улыбается, у нее шалые карие глаза, она никогда не была с мужчиной. Теплота тел, тихое безумие совсем юной страсти. Лазар ласкает Оламп, проводит нежно пальцами по щеке, спускается по шее, груди и дальше, по жестким курчавым волоскам, по нежной коже бедер, туда, в сокровенное. Мягкое, теплое, влажное. Выцеловывает узоры, вбирает ее запах, ее бархат. Он входит в нее, медленно, не торопясь, давая привыкнуть. Облизывает пальцы и гладит особые чувствительные точки, помогая отвлечься от резкой боли первого раза. И яркими вспышками врываются в голову картины: чужой город, чужая комната и такие родные глаза, темные волосы, рассыпавшиеся по подушке. Матье смотрит на Камий и шепчет "Оламп", шепчет, не зная, как сейчас прав. Чуткими своими пальцами, с мозолями от гитарных струн на подушечках, не ведая того, рисует те же узоры, что и Лазар. Смотрит в бездонные ее глаза, тонет в них, целует, хочет ее, берет ее, входит в нее, прижимаясь, двигаясь резко, быстро, не отпуская ни на миг, ни на дюйм, ни... низко, протяжно, по-звериному стонет она, сжимая подушку, голенями обхватывая его, притягивая, выгибаясь, почти становясь одним целым. Вихрем летят, сминаются, сливаются, в безумном танце вкручиваются полотна несбывшегося, распускаются в нити, тянутся сквозь пальцы, пропадают, текут, растут, сплетаются в ткань судьбы. Сливаются, сминаются, рисуют и пишут, ткут и поют, рождают.
Лазар погибает в момент, когда Матье срывает голос. В этот раз, второй за неделю, все как-то слишком неудачно. Больница, ожидание в коридоре, неутешительное "нужна операция" и ошарашивающее "никаких нагрузок на связки".
Серый свет пробивается сквозь неплотно задернутые занавески. И даже он, такой слабый, бьет по глазам. Оламп пытается приподняться на постели, но лишь слабо шевелит рукой. "Очнулись, - всплескивает руками сиделка, - я уж думала, всё. Не выкарабкаетесь, сударыня. Ишь ты, седьмой день в бреду. Все про какого-то Лазара, да про побег шептали. Неужто в графа де Пейроля влюбились, а? Ну, полно, умолкаю. Схожу за доктором".
А в голове у Оламп будто море шумит, мерно, тихо. Накатывают волны, она силится вспомнить, пытается сообразить, как очутилась здесь, и главное, где это, здесь. Медленно, картинка за картинкой, приходят к ней воспоминания. Лежит она в комнате, которую выделили ей, когда приняли гувернанткой в Версаль. И служит она уже целый год. Судя по причитаниям сиделки, проболела она неделю. И последнее, что она помнит, был сильнейший дождь, под который они с королевой попали, когда разыскивали невовремя убежавшую собачку. Конечно, никакой собачки и в помине не было, а был граф Ферзен. Но об этом лучше было бы и вправду забыть, надежнее было бы, безопаснее...
Этот новый юный любовник Оламп, нескладный Ронан, совсем не привлекает Камий. Она думает о том, как же переписать историю. Как привыкнуть к тому, что ее Лазар теперь прячет их любовь за непроницаемой маской. И как им с Матье скрыть свою.
Мадемуазель Оламп страшно теряется, когда встречается взглядом с графом де Пейролем, а он неумело улыбается и теребит свои огромные черные перчатки. Между ними будто есть какая-то тайна, но они неосознанно избегают общества друг друга, и эту штуку не может объяснить ни он, ни она.
Сюжет и диалоги дописаны в последний момент. Актеры собрались на читку последних сцен. "Звук выстрела, Ронан падает на руки подоспевшего Демулена. Оламп не успевает сказать ему, как его любит". Так вот как заканчивается история. Камий роняет сценарий и думает о том, каково было бы каждый вечер терять Матье. А он поднимает разлетевшиеся листы, обнимает ее и шепчет на ухо: "Не бойся, Лазар бы не покинул Оламп. Мы бы придумали как".
Сегодня странный день, и как хорошо, что он кончается. С самого утра Оламп де Пюже будто встала не с той ноги. Кажется, что знакомые коридоры Версаля ведут не туда, зеркала пугают мелькающими тенями. И даже узоры на обивке мебели норовят сложится в непривычные картины. Она бежит из большого дворца в Трианон, но даже огромный парк кажется ей чужим. Боясь заблудиться, она не срезает угол по лабиринту, как делала каждый день, а идет по центральной аллее до самого канала, и лишь затем сворачивает направо и углубляется в рощу. Вечереет, и тени сливаются в единую непроглядную ночную темень. И в миг, когда становится непонятно, закрыты ли глаза, открыты ли - так темно, - Оламп ощущает, что за спиной у нее кто-то стоит. Она оборачивается, резко, порывисто, вздымая юбками пыль. И никого не видит. Только вдруг будто теплым ветром повеяло, она ощущает прикосновение, теплые пальцы на своей коже. Кто-то осторожно проводит ладонью по ее лицу и дышит сбивчиво. И Оламп, падая от испуга, вдруг видит там, в темноте за закрытыми глазами, полупрозрачные, кисейные полотна, обвивающие ее, ласкающие, манящие несбывшимся. Одно оборачивается гобеленом с историей о глупом деревенском мальчишке, другое - о дворянине, влюбившемся в революцию, третье - о друге детства, так нежданно найденном. И Оламп бежит сквозь них, путается, вырывается, но оступается и падает... Падает в объятья.
Игра. Жизнь актера - лицемерие, примерка лиц. Камий еще не знает, каково это - быть Оламп, но уже учится, как это - быть влюбленной в Лазара. Шоукейзы и фотосессии, автобусы и гримерные. Съемки первого клипа, наконец. Их с Матье герои оживают, обрастают плотью историй и слов. Оламп обожает слово truc, Лазар непрестанно теребит непривычный шейный платок. И это странно и немного пугающе: видеть, как из зеркала на тебя смотрит вовсе не твое отражение.
Papa, смотритель Бастилии, рассказывает Оламп о глупой истории нового узника. О том, что тот будто бы нарушил покой королевы, влез в ее сад. И Оламп краснеет, понимая, что ночная встреча не осталась без последствий.
- И что же теперь? Что с ним станется?
- О, доченька, это ведь государственное дело. Говорят, при нем были революционные бумаги и оружие. Его обвиняют в заговоре против короны. Прямая дорога на виселицу, верно тебе говорю.
- Эй! Вы, там!
Оламп у дверей камеры, и ей приходится вставать на цыпочки, чтобы заглянуть в маленькое, забранное прутьями окошко. Узник не обращает на нее никакого внимания, сидит, крутит монотонно и бессмысленно браслеты кандалов на запястьях. Девушке надоедает привлекать его внимание, да и опасно это, могут заметить. Она отпирает замок, страшно скрипучий и старый, и тянет дверь на себя: еле поддается. Оламп приходится за руку выводить парня из камеры: кажется, доблестные королевские офицеры на допросах времени зря не теряют.
- Как вас зовут? Ну, идемте, ну пожалуйста.
Шаг за шагом, медленно продвигаются они по лабиринтам Бастилии. Факел, маленький и чадящий, Оламп давно загасила. Уж эти-то коридоры она знает, недаром почти выросла здесь.
- И направо, - шепчет она, - еще чуточку. Еще двадцать шагов, а там будет лестница вниз. И дальше все только проще. Только нужно не останавливаться.
- Лазар.
- Что?
- Зовут, - через силу, тихо, очень тихо выдыхает он.
- Оламп, меня зовут Оламп. И я очень рада, что теперь знаю, кого вывожу из этого Богом забытого места.
Лазар останавливается, приваливается спиной к стене и закрывает глаза. Оламп порывается начать понукать его, подгонять, но не успевает сказать и слова. Он очень медленно, аккуратно проводит пальцами по ее скуле.
- Это ведь были вы, там, в саду?
Вместо ответа девушка краснеет, отводит взгляд и этим мгновением раскрывает все свои карты.
- Бегите же, бегите! Вас поймают. Мне этого вовсе не хочется, видите ли какая штука. Я что, зря выпрашивала у papa ключи?
В первый раз Матье позволяет себе немного больше положенного во время съемок клипа. Его руки скользят по талии Камий. А губы находят ее губы.
Он приходит за ней в Версаль. Таится в саду, в тени храма Венеры. Оламп получает записку, написанную на газетной бумаге, бледнеет и бежит в ночь, в темноту полнящегося шорохами сада. Ей кажется, что она ждала его всю жизнь. Вот именно его, этого хмурого, немного грубого, необразованного крестьянина. Она - знатная, начитанная, утонченная гувернантка королевы. Это безумие, это погибель. Но только он берет ее за руку и уводит из дворца. Она хочет сказать ему о своем долге перед королевой, о том, что все это безрассудно. Что эта штука, этот побег, ничем хорошим не кончится. А он просто целует ее и говорит, что все наладится. Что вдвоем они не пропадут.
Париж и тихий уголок. Мысли о том, что нет больше ни прошлого, ни будущего. И только один момент, который будет длиться вечность, если не размыкать объятий. Одна нескончаемая ночь, которая останется в памяти теплом рук, мягкостью и податливостью молодых тел. Останется шорохом падающих на пол юбок, стыдливым румянцем и робкой улыбкой, тонкими пальцами, прикрывающими темные соски, изгибом талии, избавленной от корсета. Смехом, ласковым шепотом. Его грубыми пальцами, приносящими новые, неизведанные ощущения. У нее ямочки на щеках, когда она улыбается, у нее шалые карие глаза, она никогда не была с мужчиной. Теплота тел, тихое безумие совсем юной страсти. Лазар ласкает Оламп, проводит нежно пальцами по щеке, спускается по шее, груди и дальше, по жестким курчавым волоскам, по нежной коже бедер, туда, в сокровенное. Мягкое, теплое, влажное. Выцеловывает узоры, вбирает ее запах, ее бархат. Он входит в нее, медленно, не торопясь, давая привыкнуть. Облизывает пальцы и гладит особые чувствительные точки, помогая отвлечься от резкой боли первого раза. И яркими вспышками врываются в голову картины: чужой город, чужая комната и такие родные глаза, темные волосы, рассыпавшиеся по подушке. Матье смотрит на Камий и шепчет "Оламп", шепчет, не зная, как сейчас прав. Чуткими своими пальцами, с мозолями от гитарных струн на подушечках, не ведая того, рисует те же узоры, что и Лазар. Смотрит в бездонные ее глаза, тонет в них, целует, хочет ее, берет ее, входит в нее, прижимаясь, двигаясь резко, быстро, не отпуская ни на миг, ни на дюйм, ни... низко, протяжно, по-звериному стонет она, сжимая подушку, голенями обхватывая его, притягивая, выгибаясь, почти становясь одним целым. Вихрем летят, сминаются, сливаются, в безумном танце вкручиваются полотна несбывшегося, распускаются в нити, тянутся сквозь пальцы, пропадают, текут, растут, сплетаются в ткань судьбы. Сливаются, сминаются, рисуют и пишут, ткут и поют, рождают.
Лазар погибает в момент, когда Матье срывает голос. В этот раз, второй за неделю, все как-то слишком неудачно. Больница, ожидание в коридоре, неутешительное "нужна операция" и ошарашивающее "никаких нагрузок на связки".
Серый свет пробивается сквозь неплотно задернутые занавески. И даже он, такой слабый, бьет по глазам. Оламп пытается приподняться на постели, но лишь слабо шевелит рукой. "Очнулись, - всплескивает руками сиделка, - я уж думала, всё. Не выкарабкаетесь, сударыня. Ишь ты, седьмой день в бреду. Все про какого-то Лазара, да про побег шептали. Неужто в графа де Пейроля влюбились, а? Ну, полно, умолкаю. Схожу за доктором".
А в голове у Оламп будто море шумит, мерно, тихо. Накатывают волны, она силится вспомнить, пытается сообразить, как очутилась здесь, и главное, где это, здесь. Медленно, картинка за картинкой, приходят к ней воспоминания. Лежит она в комнате, которую выделили ей, когда приняли гувернанткой в Версаль. И служит она уже целый год. Судя по причитаниям сиделки, проболела она неделю. И последнее, что она помнит, был сильнейший дождь, под который они с королевой попали, когда разыскивали невовремя убежавшую собачку. Конечно, никакой собачки и в помине не было, а был граф Ферзен. Но об этом лучше было бы и вправду забыть, надежнее было бы, безопаснее...
Этот новый юный любовник Оламп, нескладный Ронан, совсем не привлекает Камий. Она думает о том, как же переписать историю. Как привыкнуть к тому, что ее Лазар теперь прячет их любовь за непроницаемой маской. И как им с Матье скрыть свою.
Мадемуазель Оламп страшно теряется, когда встречается взглядом с графом де Пейролем, а он неумело улыбается и теребит свои огромные черные перчатки. Между ними будто есть какая-то тайна, но они неосознанно избегают общества друг друга, и эту штуку не может объяснить ни он, ни она.
Сюжет и диалоги дописаны в последний момент. Актеры собрались на читку последних сцен. "Звук выстрела, Ронан падает на руки подоспевшего Демулена. Оламп не успевает сказать ему, как его любит". Так вот как заканчивается история. Камий роняет сценарий и думает о том, каково было бы каждый вечер терять Матье. А он поднимает разлетевшиеся листы, обнимает ее и шепчет на ухо: "Не бойся, Лазар бы не покинул Оламп. Мы бы придумали как".
@темы: оно живет во мне, Любовнички, Mathieu, Camille